Химические классы при МГУ
в ГБОУ Школа №171 г. Москвы

А.Н. Григорьев: "Никогда не собирался быть ни учителем, ни преподавателем вуза"

Андрей Николаевич ГРИГОРЬЕВ – Заслуженный преподаватель Московского университета, лауреат премии Правительства РФ в области образования, Ломоносовской премии Московского университета за педагогическую деятельность, кандидат химических наук, доцент. Более 40 лет преподает неорганическую химию студентам химфака МГУ и школьникам в химических классах при МГУ школы № 171, с 2015 г. – ответственный за преподавание химии в профильных классах от факультета.

В честь 50-летия химических классов с Андреем Николаевичем побеседовал доцент химфака МГУ Александр БАНАРУ. В самом начале беседы Андрей Николаевич сказал: "Мне хочется начать с того, что я никогда не собирался быть ни учителем, ни преподавателем вуза".

– Как Вы стали химиком?

– В детстве никаких химических опытов я не делал, был трусоват. Больше мне нравилась математика. В шестом классе началась физика: преподаватель был жесткий и любви к физике не привил. А в седьмом классе был чудесный учитель химии Борис Николаевич Михайлов, достаточно строгий, но добрый. И мне химия понравилась. А к этому времени руководство страны приняло решение о том, что наша школа должна быть трудовой политехнической, чтобы школьники получали какую-то специальность и, закончив школу, можно было работать. В итоге я получил специальность химик-лаборант 2 категории. Правда, работать по этой специальности не пришлось.

У нашей школы был шеф: это Московский технологический институт пищевой промышленности (сейчас – Российский биотехнологический университет РОСБИОТЕХ.– Прим. А.Б.). Они создали у нас химический класс. Из двух школьных кабинетов сделали лабораторию. Начинал я в школе-десятилетке, а заканчивал одиннадцатилетку, и два дня в неделю было посвящено этому производственному обучению. В десятом классе мы занимались на кафедрах Пищевого института, в одиннадцатом классе в первом полугодии группы по нескольку человек работали на разных кафедрах. В третьей четверти основная масса школьников работала на предприятиях пищевой промышленности. Мы работали втроем с друзьями, делали анализы различных сортов зерна – определяли содержание сахара [титрованием] по Бертрану (сейчас ничего из этого метода не помню, честно скажу. – Прим. А.Г.).

Наша работа сотрудникам института понравилась. Одну из кафедр (биохимии растений) возглавлял член-корреспондент Академии наук СССР Вацлав Леонович Кретович, ему шепнули, что мы – хорошие ребята, и он позвал нас. Сказал: "Поступаете самостоятельно. Поступили – приходите на кафедру, работайте. Диплом, аспирантура, кандидаты наук". Но была дилемма, куда идти. Пищевой институт был сравнительно близко от дома (на Волоколамском шоссе) , а я жил у метро "Сокол". Но моя мама считала, что я как золотой медалист должен идти учиться в МГУ. И друзья мои тоже говорили: "Пойдем в Университет!" В том году вернули льготы для медалистов, правда, эти льготы отличались от тех, что были до этого. Раньше для медалистов было собеседование, а теперь – профильный экзамен. И химфак решил, что такой экзамен будет по математике. Причем и письменный, и устный в нашем году. Надо было получить две "пятёрки", чтобы дальше не сдавать экзамены. Удалось это сделать благодаря усилиям нашего преподавателя математики, которая была у меня в 9–11 классе, и одновременно классного руководителя Александры Михайловны Меркуловой. Поступил на химфак. А друзья мои, с которыми мы вместе в Пищевом институте работали, по конкурсу не прошли и поступили в Пищевой институт, и дальше как по писаному: учились, защитились, и так далее.

– Хорошо ли Вы учились на химфаке?

– Я учился неплохо. На четвертом курсе получал именную стипендию имени Д.И. Менделеева. На пятом – стипендию имени В.И. Ленина. Факультет закончил хорошо, с отличием (в дипломе три "четвёрки"). Но диплом с отличием было гораздо легче получить, чем золотую медаль в школе (там в аттестате должны были быть только "пятёрки". – Прим. А.Г.). Был рекомендован к поступлению в аспирантуру, учился в аспирантуре. На третьем году аспирантуры получал стипендию имени В.И. Ленина. На один год отчислялся из аспирантуры: работал заместителем секретаря комитета ВЛКСМ факультета (это около 2000 человек). Тем не менее подошел срок, защита была чуть позже конца аспирантуры. В диссертационном совете была очередь, и председатель совета сказала: "Вы же москвич, а вот у нас есть люди иногородние, им же надо защититься и уезжать, их нельзя держать в общежитии". Ну, ладно. И вот, с 1 декабря 1974 года меня зачислили (распределили) младшим научным сотрудником на кафедру неорганической химии, собственно, где я делал диплом. Во время диплома я занимался комплексными соединениями галлия (роданидными, галогенидными). Потом перешел в другую лабораторию и стал заниматься химией кобальта и никеля. Эти элементы встречаются вместе, и их надо разделять. С помощью комплексных соединений – аддуктов бета-дикетонатов с бипиридилом и фенантролином – удалось показать, что в вакууме их можно разделить: они "летят" при разной температуре и кристаллизуются в разных зонах.

– Как Вы оказались в 171-й школе?

– Будучи аспирантом, прошел в течение нескольких месяцев педпрактику [на химфаке], провел один семинар по теме "Азот", работал со студентами 1 курса в практикуме, руководил курсовыми работами. Вот и весь мой педагогический опыт.

А в середине декабря 1974 года ко мне подходит заместитель заведующего кафедрой по учебной работе Ирина Александровна Муравьева и говорит: "Андрей, в школе около метро "Фрунзенская" химфак договорился открыть химические классы. Мы решили послать тебя и Наташу Добрынину (Н.А. Добрынина была на 5 лет старше меня. – Прим. А.Г.). Я говорю: "Я же никогда не собирался быть учителем и преподавателем!" – "Да ты что? Там Сережа Бердоносов – он столько со школьниками работал, такой опытный человек. Наташа – она сколько-то лет вела группу студентов. Они тебе помогут". Ну, приказ есть приказ. В школе начал работать с января в 1975/1976 учебном году.

Конечно, старшие товарищи мне помогали. Шел на первый урок хуже, чем на экзамен. Класс был набран из победителей и призеров московской олимпиады, в общем, ребята были сильные. Класс для проведения семинаров был разделен на три подгруппы. Все хотят учиться, все готовятся к урокам, все делают домашние работы, которые проверяли у всех школьников к каждому семинарскому занятию. Но в домашних работах у одного – одно решение, у другого – иное решение. Вроде всё правильно, а ответы разные. Значит, надо было все выяснять. Честно говоря, мне понравилось. Я считаю С.С. Бердоносова и Н.А. Добрынину моими Учителями в педагогической работе!

Потом [на факультете] мне предложили перейти на должность ассистента. C сентября 1975 года я продолжил работать в школе. С сентября 1976 года я начал преподавать студентам 1 курса. Про это можно отдельно долго рассказывать. Первые два года я был напарником у Н.А. Добрыниной и очень ей благодарен. Она помогала мне. Самый яркий пример: у нас есть календарный план – семинар 1, семинар 2 и так далее. Она говорит: "Андрей, какие семинары можешь провести, проводи, а остальные я проведу". Но всё равно мы обсуждали с ней мои семинары до того и после того. Я, естественно, присутствовал на семинарах у Натальи Александровны, как потом и на семинарах других напарников, которых у меня за все эти годы было двадцать преподавателей.

– Сохранялся ли у Вас интерес к преподаванию на протяжении столь долгого времени?

– Да, было интересно. Разные студенты, разные школьники. Когда в 171-й школе образовались биологические классы, в них тоже преподавал. Сейчас преподаю только в химическом классе. Больше 40 лет Сергей Серафимович Бердоносов был ответственным от факультета за преподавание химии в 171-й школе (тогда это называли общественный директор. – Прим. А.Г.). Когда он ушел на пенсию, декан Валерий Васильевич Лунин назначил ответственным меня. Вот уже девять лет я исполняю эти обязанности.

В школе я пробыл до 1986 года, при этом полтора года из двенадцати я не участвовал в работе в школе. Потом меня освободили от этой работы, потому что я стал начальником курса. А в 1992 году зав. кафедрой академик Юрий Дмитриевич Третьяков говорит: "Андрей Николаевич, вот, Александр Иванович Жиров, который сейчас работает в школе, мне очень нужен для работы с лекциями [по неорганической химии]. Я Вас прошу, замените его в школе". Просьба заведующего кафедрой – это приказ, правильно? И с 1992 года я снова в школе. С 2012/2013 учебного года начал читать лекции по неорганической химии [в школе]. По-моему, с этого же года начал работать и в биологическом классе при МГУ. В общем, суммарно я проработал в школе сорок четыре года минус полтора, то есть сорок два с половиной года. Одиннадцать лет работал в практикуме со школьниками. Кстати, в практикуме работали и выпускники школы Ю.А. Белоусов, Р.В. Панин, А.С. Калюжная, очень много работал И.В. Морозов, главный соавтор учебного Пособия для практикума десятиклассников.

У меня училось примерно пятьдесят классов, если учитывать и химические, и биологические. Групп [химического факультета] было сорок шесть. В основном, обычные группы общего потока, только четыре группы были специальные: три раза 11-я, один раз 13-я. Я сам учился в 104-й группе, и в этом году у меня в тридцать пятый раз учится 104-я группа (смеется). Пытаемся педагогическую работу совмещать с научной, хотя это не просто. Будете смеяться: неорганики занимаются синтезом и исследованием соединений кобальта – никеля с бета-дикетонами, да еще с лигандами дипиридилом и фенантролином. То есть неорганический только металл. Сейчас у нас уже другая тематика, но времени стало меньше.

– При всех Ваших титулах, не жалеете, что не обзавелись степенью доктора наук?

– Когда-то давно у меня в планах действительно было стать научным сотрудником, кандидатом наук, потом продолжать работу и стать, может быть, и доктором наук. Но так сложилась жизнь, что учебная (со студентами 1 курса и школьниками), общественная (комсомольская и партийная), и административная (зам. зав. кафедрой по учебной работе, начальник курса) работа отнимала очень много времени. Поэтому научной работы стало меньше. Сейчас уже разговоров об этом быть не может, никому это не нужно. С другой стороны, у нас на кафедре были доктора наук, которые оставались доцентами, не став профессорами.

– Правильно ли я понимаю, что если в МГУ человек не имеет степени доктора наук, то это уменьшает карьерные возможности?

– Заместителями декана по учебной работе много лет были кандидаты наук: В.А. Трифонов, А.В. Шевельков, И.Ф. Долманова, Т.А. Большова, да и Е.М. Соколовская тоже, по-моему, была доцентом, когда была замдекана. Вот замы по научной работе были, как правило, профессорами. Наверное, важно быть доктором наук, чтобы стать заведующим кафедрой, проректором по учебной или научной работе, а проректором по какой-то административной работе можно быть и не доктору наук. Кстати сказать, у нас на факультете замдекана по административно-хозяйственной части был кандидат химических и доктор филологических наук Виктор Иванович Штепа.

– Это я помню. Как Вам работалось в должности заместителя заведующего кафедрой по учебной работе?

– Я работал заместителем заведующего кафедрой по учебной работе с двух раз. Сначала, когда пришел Юрий Дмитриевич Третьяков, он назначал заместителей только на два года. Причем заместителей по учебной работе он брал, как он говорил, из "аборигенов", то есть людей с кафедры. Но потом он понял, что люди, которые занимают эту должность и стараются работать как можно лучше, не представляют никакой опасности. Первым замом по учебной работе у него был Юрий Михайлович Коренев, тогда уже доктор наук, а следующим, по-моему, я. Но, когда Юрий Дмитриевич в первый раз меня пригласил, он сказал: "Вы не думайте, что эта Ваша епархия. Вы будете делать то, что я Вам говорю". Наверное, это правильно, ведь он заведующий кафедрой и за все отвечает, а потом, конечно, выяснилось, что он все-таки прислушивался к каким-то мнениям. После двух лет работы я передал дела Елене Иосифовне Ардашниковой. Потом несколько лет эту должность занимал Андрей Владимирович Шевельков. После него – Игорь Эдвинович Грабой (кстати, выпускник химического класса второго набора). Когда он перешёл на другую работу, Юрий Дмитриевич решил снова назначить меня на эту должность. Я работал долго, вплоть до кончины Юрия Дмитриевича. Когда и.о. зав. кафедрой стал Андрей Владимирович, я к нему обратился с просьбой освободить меня от этой должности, но он попросил меня остаться на первое время (так как был зав. лабораторией и не в курсе всех дел – Прим. А.Г.) до тех пор, пока станет не и.о., а зав. кафедрой. Правда, этот срок продлился больше, чем мы ожидали. В 2014 году, я передал дела Елене Владимировне Карповой. Она, кстати, когда-то была студенткой нашей с Александром Ивановичем Болталиным группы.

– Вы когда-то рассказывали, что руководили работой по научным грантам.

– Да, это было. Мы выполняли работу, связанную с синтезом соединений кобальта–никеля и их разделением. Конечно, для выполнения грантов нужно иметь рабочие руки. Нужны студенты-старшекурсники, дипломники, аспиранты. К сожалению, их не было много. Потом, понимаете, когда есть разные дела, очень трудно их совмещать. Тем более, как говорил мне один товарищ из РФФИ, гранта на химфаке МГУ достойны все, но тогда не получится давать гранты на периферию, а этого нельзя. Поэтому кому-то из МГУ гранты не дают. Наши гранты мы выполнили, отчеты по ним приняли, а потом я перестал подавать заявки на грант.

– Вы – соавтор учебника по неорганической химии для 1 курса. Как создавался этот учебник?

– Дело в том, что когда заведующим кафедрой был Виктор Иванович Спицын, его студенты спросили: "Виктор Иванович, почему Вы не напишете учебник? Почему мы пользуемся учебниками Б.В. Некрасова, Г. Реми?" Он сказал: "Я еще хочу жить. После каждого издания учебника Борис Владимирович [Некрасов] лежит в больнице с инфарктом!" То есть Виктор Иванович учебников не писал. Лариса Ивановна Мартыненко на основе его лекций, которые записывали на магнитофон, и на основе ее лекций, которые она тоже читала, написала учебник с соавторством Виктора Ивановича. Это был двухтомник "Неорганическая химия" ("красная книга"). Для проверки текста Лариса Ивановна привлекала сотрудников своей лаборатории, даже я какую-то главу читал. А потом, когда пришел Юрий Дмитриевич, под руководством Ларисы Ивановны мы создали новую учебную программу по неорганической химии под редакцией Ю.Д. Третьякова. После этого Юрий Дмитриевич задумал, что надо сделать учебник, и они вдвоем с Ларисой Ивановной сказали мне: "Мы хотим, чтобы Вы поучаствовали".

Первое издание мы делали по Программе содружества высшей школы с Академией наук "Интеграция". Нам сказали, что в соавторах должен быть кто-то из Академии наук, и Юрий Дмитриевич договорился с Асланом Юсуповичем Цивадзе, тогда он был еще, по-моему, членом-корреспондентом Академии наук. Хотя потом-то мне в этой "Интеграции" сказали: "У Вас же сам Третьяков – академик, вы могли никого не приглашать". Тем не менее, Аслан Юсупович тоже внес свою лепту: писал некоторые разделы, решал кое-какие организационные проблемы.

За основу была взята "красная книга". Её, конечно, переделывали, но некоторые абзацы целиком вошли в новый учебник. Злые языки сказали, что Юрий Дмитриевич переписал спицынский учебник, но это неправда. Над учебником работали. Единственное, не удалось сделать предметный указатель – нас поджимали сроки. Поэтому в учебнике очень подробное оглавление, им удобно пользоваться.

– Интересно, как Вы передавали сам учебник в издательство? В виде рукописи?

– Нет, пользовались услугами наборщика. Когда человек свободно владеет компьютером и быстро набирает, это хорошо. Ну а дальше работал редактор.

Итак, учебник вышел, по нему работали. Первое издание вышло в издательстве "Мир". Потом книжка кончилась, и решили делать второе издание, теперь в Издательстве МГУ в серии "Классический университетский учебник", посвящённой 250-летию Московского университета. Была очень хорошая редактор, Татьяна Владимировна Властовская. Она хоть и гуманитарий, но, во-первых, работала с Ларисой Ивановной над "красной книгой", во-вторых, когда мы встречались у Ларисы Ивановны дома втроем, она говорила: "Лариса Ивановна, вот тут лучше сказать так", – "Но так же тоже можно сказать", – "Можно, но лучше так". Я считаю вклад редактора очень значительным. Второе издание лучше, чем первое, хотя были некоторые типографские недочеты, когда на одной странице все нижние индексы из формул почему-то ушли. Почему – мы не знаем.

У меня была еще при первом издании мечта, чтобы включить в учебник все уравнения реакций, которые есть в практикуме. Но наряду с тем, что мы писали учебник, некоторые сотрудники кафедры перерабатывали практикум, и поэтому получилось так, что часть новых реакций, которые они включили в практикум, в нашу книжку не вошла. Во второе издание мы эти реакции включили, но практикум опять переиздавали (смеется). Мое мнение, что все-таки студент должен брать уравнения не из интернета неизвестно откуда, а из учебника. Некоторые считают, что можно было бы в самом практикуме дать хотя бы схемы реакций, но другие говорят, что нет, не надо, пусть ищут в книжках. В 2009 году авторы этого учебника получили Премию Правительства Российской Федерации в области образования.

Сейчас получилось так, что Юрий Дмитриевич и Лариса Ивановна ушли из жизни, а книжки в продаже нет, ее тираж был не очень большой, и мы, посоветовавшись с Андреем Владимировичем, решили подготовить третье издание. К сожалению, оно вышло летом 2024 года маленьким тиражом (600 экземпляров). Были какие-то разговоры о том, что, может быть, издательство организует допечатку книги, но пока что-то заглохло.

Третье издание достаточно здорово переделано. Учебник стал больше по объему. Добавлены новые сведения из лекций Андрея Владимировича. Что-то старое убрали. Раньше, например, широко использовалось понятие "поляризующее действие", теперь его стало меньше. Нехорошо хвалиться, но я думаю, что учебник хороший и полезный для студентов. Во втором и третьем издании уже есть предметные указатели в каждом томе.

– Вы регулярно организуете выступления ученых, причем не только из МГУ, в актовом зале школы. Как Вам удается с ними договориться?

– Эти лекции начались, еще когда ответственным был Сергей Серафимович Бердоносов. Договариваться удается по знакомству, благо мы на факультете не первый год. Идея-то была такая, чтобы показать школьникам не вчерашний и не позавчерашний день химии, а сегодняшний и завтрашний. Ученики заканчивают школу, и мы очень хотим, чтобы они поступили на химфак. А вот дальше – чем они могут заниматься? Мы стараемся приглашать ученых с разных кафедр. У нас же есть кафедры, так скажем, материаловедческие, есть биологической направленности, связанные с медициной и так далее. Цель – расширить кругозор. Да, некоторые лекции, может быть, сложноваты, но, с другой стороны, есть возможность задать лектору вопросы. Никакой оплаты лекторам нет, школьники благодарят лектора обычно цветами. Такое мероприятие проводится практически каждый месяц. Конечно, не в каникулы.

Хотим, чтобы это продолжалось. Люди, как правило, не отказываются. Отказ может быть такой, что или человек плохо себя чувствует, заболел, или уезжает в командировку, тогда переносим выступление. Мы приглашаем людей разных возрастов, не обязательно совсем, как говорится, "древних людей". Были люди в возрасте и с положением, были и помоложе, хотя тоже доктора наук. В первую очередь, хочется, чтобы у них была интересная химия. Потом, мы стараемся приглашать наших выпускников, ту же Ольгу Донцову, Андрея Хорошутина и других. Некоторые из бывших школьников отказываются: "Я не читаю лекций". Заставить мы ж не можем? Только можем просить. Материальных стимулов здесь нет, но, когда просят сдать данные [о работе сотрудников МГУ] за квартал, я пишу, что организую лекции с указанием месяцев и фамилий лекторов. Наверное, нужно ставить отчет о работе в школе, может быть, даже на Учёном совете или на Методической комиссии факультета. И о работе в Школе юного химика тоже. Я не помню, чтобы Сергей Серафимович отчитывался на Учёном совете хоть когда-нибудь. Конечно, мы ставим в известность администрацию факультета о тех мероприятиях, которые в школе проходят, приглашаем руководство на какие-то торжества типа Последний звонок или Выпускной вечер. Или, скажем, 1 марта в школе была конференция "Гениум" по проектным работам, там был Сергей Сергеевич Карлов, причем он не только открыл конференцию, но и пробыл на двух докладах в перерыве между своими лекциями на факультете. На протяжении всего времени контакт между дирекцией школы и руководством факультета, ответственным лицом хорошие. Если у школы какие-то проблемы, факультет, как правило, помогает. Если факультету что-то нужно от школы, школа тоже старается помогать.

– Мне кажется, не все школьники отдают себе отчет в том, что химфак, да и вообще МГУ, готовит, в первую очередь, профессиональных ученых.

– Понимаете, что удивительно? Нынешние школьники много чего не понимают. На самом деле, ведь у нас: а) проводятся Дни открытых дверей в МГУ и на факультете, б) проводятся лекции в школе и некоторые лекции на факультете. Потом, мы же все-таки рассказываем, кого готовит химфак. Он готовит научных работников и – сейчас – преподавателей. У нас же какое кредо в Московском университете: научный работник должен участвовать в преподавании, а преподаватель должен участвовать в научной работе. Соотношение в часах – это другое дело, но у нас научные сотрудники являются руководителями курсовых, дипломных работ, читают спецкурсы, иногда ведут и группу на первом курсе. А некоторые преподаватели защищают докторские диссертации, получают достойные гранты, руководят научной группой.

– Как Игорь Викторович Морозов, например.

– Да. Здесь многое зависит от темы: что-то идет, а что-то не идет. Но если у человека есть какой-то коллектив, который направлен в одну сторону, и всем это интересно, и они все стараются, то успех придет. Я рад за Игоря Морозова, он мой ученик, был у меня в классе. И не забывал про школу: очень много лет работал в практикуме со школьниками.

– Что, на Ваш взгляд, можно было бы улучшить в организации химических классов?

– На мой взгляд, ЕГЭ – очень вредная штука. Это западные выдумки, и надо возвращаться к нашей системе. Понятно, признак старости, когда говорят что "у нас было лучше", но это объективно так. Да, чего-то мы не изучали из того, что сейчас изучается. Конечно, у нас не было ни компьютеров, ни программирования. Но, по крайней мере, устно считать нас учили! Разделить на пять устно мы умели, в отличие от сегодняшних школьников.

Наверное, самое главное – это отбор ребят. К сожалению, мы недорабатываем в смысле отбора. Что я имею в виду: нужно как-то широко "закидывать сети" на все олимпиады. Химических классов и школ сейчас много, это не 74-й или 75-й год, когда у нас было два класса желающих, а взяли только один. Я уже говорил, что первый набор – это были призёры и победители московской олимпиады школьников.

Дальше нужно добиться, чтобы люди действительно горели желанием получать знания, но получать их со своей работой, самостоятельно. Не так, что тебе должны всё рассказывать. Да, мы рассказываем, но надо слушать и воспринимать. Я считаю, большое благо, что мы даем школьникам возможность работать в практикуме. К нам иной раз ведь на первый курс приходят ребята… хорошие ребята, но они посуду химическую видели, в лучшем случае, в руках у учителя, а не у себя. Поэтому пройдет много времени, пока они привыкнут. А здесь школьники работают в практикуме по неорганической, аналитической, органической химии, то есть получают навыки работы с посудой, с веществом. Это важно. Плюс мы же из них не просто лаборантов готовим, а стараемся, чтобы они это все обдумывали.

Почему-то в последнее время приток выпускников на химфак не большой. Некоторые боятся физики. И хотя сейчас можно сдавать ЕГЭ по биологии, на мой взгляд, это страшнее, чем физика. Но, может быть, я не прав, так как не знаю, чему там сейчас на биологии учат. Часть ребят идет в инженерные вузы, хотят стать инженерами. Поскольку сейчас по стране этот лозунг работает, может быть, они правы.

– Что за лозунг?

– Инженеры нам нужны! Нам нужны рабочие и инженеры. Нам экономисты и юристы – как петуху "здрасьте", их полно. Нам бы хотелось, чтобы больше приходило к нам на химфак. Но при этом, чтобы, придя к нам, они были хотя бы нормальными студентами. Или в авангарде, а не в арьергарде. Чтобы никто не мог пальцем тыкать и говорить: "Вот он плохой студент, потому что учился в 171-й школе". Наоборот: "Вот он хороший студент, потому что учился в 171-й школе". Школа все-таки не проходная, так скажем. Наверное, нужно всячески пытаться делать агитацию среди школьников, чтобы конкурс был побольше и мы отбирали людей, которые будут и хотят заниматься. Хотя бывает так, что человек занимается, а под конец выясняется, что он разочаровался в химии. Ну, значит, мы тоже провели профессионально-ориентационную работу: хорошо, что он узнал, что он не химик, и пошел в биологию или еще куда-то. С другой стороны, к нам приходят некоторые ребята из биологических классов учиться на химфак. Такое тоже есть, тем более что в биологических классах химия преподается в таком же объеме, кроме практикума. Еще надо отметить, что администрация школы старается в химические классы дать сильных учителей-предметников, с тем, чтобы те действительно хорошо готовили к обязательным экзаменам.

Во времена Сергея Серафимовича был конкурс придуманных задач, сочинение на иностранном языке про химический класс, и так далее. В последние годы как-то это заглохло, у школьников нет к этому интереса. Может быть, надо придумывать что-то новое.